Посмотрите на диаграмму, на которой изображена началь­ная позиция в шахматной партии. Это самая сложная позиция в шахматах. Поверьте мне. Гроссмейстер Давид Бронштейн, сыгравший вничью матч за звание чемпиона мира в 1951 году, много раз на крупных турнирах садился перед доской, в удивлении уставившись на эту самую позицию. Однажды он свы­ше 50 минут обдумывал первый ход! И о чем же думал этот шах­матный гений, этот титан, этот без пяти минут чемпион мира?
«Я думал, как мне играть», — сказал Давид.
Действительно ли начальная позиция так сложна? Ответом на это не может быть просто «да» или «нет». И сложность возрастает по мере того, как ученик узнает все больше и больше. Когда я играл свои первые шахматные партии, то был абсолютно уверен в том, какой ход являлся наилучшим. (Конечно, я глубоко ошибался.)
Теперь будучи международным гроссмейстером, я взвешиваю все за и против применяемых мною многочисленных дебютных схем и стараюсь представить, какая из них доставит моему противнику максимум неудобств. По мере  развития стиля игры шахматиста, его отношение к выбору дебю­тов претерпевает едва заметные изменения. Но когда любимый вариант, приносивший победы,
и перестает быть таким результативным, изменения в дебютном ре­пертуаре нередко приводят к успеху. Испробовав различные пост­роения, шахматист производит больше изменений. Так начальная позиция становится все более сложной, когда опытный шахматист начинает серьезно перебирать возможные варианты дебютов.
Некоторые позиции с полудюжиной фигур на доске кажутся не­разрешимыми. Начальная позиция, когда на доске находятся все 32 фигуры, становится непреодолимой. Надо обдумать так много ходов, и каждая наша фигура кричит, требуя внимания. Это может привести к параличу мысли.
 «Ходи мной! — кричит пешка е2. — Это любимый ход Бобби Фишера!»
 «Смотри, — говорит королевская ладья, — я окружена и стисну­та со всех сторон. Введи меня в бой, и я покажу тебе, почему меня прозвали турой!»
 «Не будь глупцом! — заявляет величавый ферзь. — Я самый сильный из всех! Пусти меня в битву. Вся доска склонится передо мной».
Когда я только начинал играть в шахматы, смесь голосов приво­дила мой слабый ум в замешательство. Боже мой, что за хор требо­ваний! Волей-неволей я выбирал любимую фигуру на тот момент. Избранная фигура ходила, прыгала или ковыляла по доске, пока не оказывалась за ее пределами. Я думал: «Какая жалость! Как план был действительно хорош! Если бы только мой бедный това­рищ не был съеден. Не повезло. Ну, имеется еще один, давай-ка воспользуемся им». И я начинал все снова, пока новый избранник не попадал под нож. Как же не везет нашим пешкам и фигурам. «Это что? Шах? Как, ради бога, мой король оказался под шахом? Похоже, его высочеству придется совершить прогулку...». Если приведенные выше мысли отражают ваши первые попытки, то теперь вы понимаете, что ваше отчаяние не одиноко. Яделал то же самое. Эти первые размышления о победе точно
описывают то, как я бывал бит. Те поражения происходили быстро и ярост­но. И хотя большинство моих самых первых партий, слава богу, 
потеряны для потомков, некоторые из них помнятся неплохо. Не забывается и то, как некоторые из тех поражений были обидны. Я был абсолютно уверен в правильности своего метода и упрямо цеплялся за свои ранние убеждения. Я был такой упрямый, что скорее усомнюсь в том, что стал гроссмейстером.