Эммануил Ласкер родился 24 декабря 1868 года в небольшом городке, носившем несколько странное и иронически звучавшее название Берлинхен — (маленький Берлин). До «большого» Берлина можно было добраться по железной дороге за пять-шесть часов. Расположенный восточнее Одера, городок этот ныне находится в Польше и называется Берлинек. В Берлинхене в то время насчитывалось семь тысяч жителей. Население было смешанным поляки, немцы, евреи, литовцы. В базарные дни в город приезжали жители окрестных деревень, чтобы продать свои товары и сделать необходимые покупки. Случалось, наезжали цыгане. Для маленького Эмануэля жизнь была красочной и богатой впечатлениями. Отец Ласкера, сын известного рабби, то есть ученого, знатока истории и религиозных вопросов был кантором и проповедником в местной еврейской общине. Давал он и уроки по общеобразовательным предметам. Добрый и мягкий, склонный к шутке, он был, как говорится, человеком не от мира сего, абсолютно далеким от житейских дел. Его скудный заработок едва позволял содержать семью. Детей же было четверо: два мальчика и две девочки, за старшим, Бертольдом, следовали две сестры, а младшим в семье моложе Бертольда на восемь лет — был Эмануэль. Как водится в подобных случаях, бразды правления, мужественно борясь с лишениями, взяла в свои руки мать Ласкера, красавица Розалия, женщина более решительная и практичная, чем ее незадачливый муж. Эти черты ее характера передались обоим сыновьям. От отца же они унаследовали некоторую склонность к фантазии и мечтательности. Окрестности Берлинхена были красивы. Край изобиловал лесами, озерами и речками. Постоянно слышался шум лесопилок,город жил своей деревообрабатывающей промышленностью. Много экскурсий в близлежащие леса совершил Эмануэль вместе с Бертольдом, очень любившим своего маленького брата. Поэтичный по натуре, Бертольд влиял на развитие мальчика. Эмануэль же просто боготворил его. Любовь к природе Ласкер сохранил на всю жизнь. В пять лет Ласкер был бойким мальчуганом. В нем рано развилась самостоятельность. Но как бы то ни было, Эмануэль поступил в школу. Случилось так, что на вступительном экзамене ему предложили задачи, которыми он как раз занимался накануне. Он вообще был силен в математике, но тут его ответы были просто блестящими, и мальчика определили в класс, на два года превышающий положенный ему по возрасту. Начавшаяся учеба длилась, однако, недолго. Мальчик заболел корью, и его поместили в больницу. И вот тут-то Бертольд, размышляя, чем ему развлечь скучающего брата, решил познакомить его с шахматами. Свершилось! Игра понравилась Эмануэлю, и позднее он попросил брата достать ему какую-нибудь шахматную книгу. Однако нельзя сказать, чтобы шахматы сразу и целиком захватили двенадцатилетнего мальчика. Он не был вундеркиндом, как Капабланка, в одиннадцать лет ставший чемпионом Кубы, или Алехин, который в девятилетием возрасте, побывав в Москве на сеансе одновременной игры знаменитого Пильсбери, форменным образом «заболел» шахматами и был одержим ими всю жизнь. Ласкер позднее рассказывал, что в первые три года он играл плохо и большинство партий проигрывал. Лишь ознакомившись с учебником Дюфреня он зантересовался шахматами, а по-настоящему (как он это понимает!) начал играть в шахматы с шестнадцати лет. Можно полагать, что в лучшем случае сила его игры соответствовала тогда нынешнему второму разряду. Не шахматы привлекали в то время внимание Ласкера. Математика, физика, естественные науки вот что интересовало его в первую очередь. Но как трудно было сидеть за книгами вечно голодному мальчику в полутемной и холодной комнате! Суровая пора. Но эта жизнь закаляла вызывала чувство горечи и протеста, развивала упорство, собранность и выдержку, дешевых булочек, чтобы если и не утолить, то хотя бы на время утихомирить постоянное чувство голода. Интересные люди встречались в Салоне. Видел там Эмануэль и Зигберта Тарраша, в то время такого же студента-медика, как Бертольд. Могли ли оба представить себе, как часто будут позднее пересекаться их жизненные пути! Ненормальный, по мнению родителей, образ жизни Эмануэля в Берлине не сулил ничего хорошего, и они предприняли решительный шаг, перевели его для завершения среднего образования в небольшой город Ландсберг, где он провел два с половиной года. О шахматах пришлось временно забыть. Хотя Эмануэль всегда преуспевал в математике, ему, зачисленному в свое время в школу на два класса выше, требовалось подогнать отставание по другим предметам. Единственным шахматным партнером Ласкера, да и то крайне редко, был его учитель математики, некий Кевиц. Последний, когда Ласкер стал знаменитостью, опубликовал свои воспоминания о нем: На выпускном экзамене Ласкеру надо было за пять часов решит четыре довольно сложные задачи по математике. Но уже за два часа он справился с заданием. Сразу уловив суть каждой задачи, он писал решение набело, без черновиков. «Ну, так легко ты не отделаешься, подумал я и дал Ласкеру дополнительное задание, еще более сложное. Ласкер в положенное время справился и с ним, в результате чего был даже освобожден от устного экзамена. Хотел бы еще отметить, что он больше блистал в арифметике, нежели геометрии, на редкость плохо рисовал, но обладал необыкновенным комбинационным дарованием. Работал он дома неровно: то ничего не делал, то просиживал ночи напролет. Школьные оковы тяготили его. Я советовал ему не отдавать много времени шахматам, когда он станет студентом. Но что могли значить мои советы для человека, жившего в такой острой материальной нужде! Уже тогда я заметил в нем черты пробуждавшегося честолюбия. Весной 1888 года Ласкер окончил школу, вернулся в Берлин и осенью поступил на математический факультет университета. Брат Бертольд, завершив учебу на медицинском факультете, уехал на год в Эльберфельд для прохождения практики. Чтобы закончить о Бертольде: он стал хорошим врачом с научным уклоном, открыл новый метод лечения и предупреждения тромбозов, который вначале не признавался, но затем стал общепринятым. Впоследствии имел свою поликлинику, от шахмат же практически полностью отошел. После ландсбергского отрыва от шахмат Ласкер с большим увлечением принялся за их изучение. Кроме «Салона», он начал бывать в шикарном кафе Кайзергоф, хотя и стыдился своего поношенного костюма и стоптанных башмаков. С благодарностью Ласкер вспоминал впоследствии о мастерах, которые изредка удостаивали его чести сыграть с ним партию-другую. Однажды сам Тарраш сыграл с ним две партии, давая ему коня вперед. Одна закончилась вничью, вторую выиграл Тарраш. Позднее в других двух партиях Ласкер сыграл успешнее: одну проиграл и одну выиграл. Но, видимо, как у сказочного богатыря, силы его в этот период росли не по дням, а по часам. Как-то зимой 1888/89 года посетители кафе «Кайзергоф надумали организовать турнир, причем так, что каждый участник вносил талер, а собранная сумма составляла приз победителю. Не очень веря в успех, Ласкер принял участие в турнире и, к собственному удивлению, как он позднее рассказывал, занял первое место, выиграв все партии. Ни одной партии из этого турнира не сохранилось. Завоеванный приз на короткое время подкрепил мизерный бюджет Ласкера. Нашелся также благотворитель, который ежемесячно давал ему десять марок (причудливы дороги судьбы через двадцать лет Ласкер стал мужем его дочери). Были у Ласкера и частные уроки. Но жизнь по-прежнему была голодной, учиться в университете было трудно. В июле 1889 года Ласкер принял участие в гаупт-турнире Германского шахматного союза в Бреславле. Такие турниры происходили одновременно с очередным между ¬народным турниром мастеров и представляли единственную по тем временам возможность получить звание международного мастера. Победа далась Ласкеру нелегко, но заветная цель была достигнута. А в проводившемся одновременно международном турнире первое место занял Тарраш. Дистанция между ними казалась огромной. Победа в гаупт-турнире открывала путь к международным соревнованиям, и уже в августе Ласкер получил приглашение на турнир в Амстердам, где он впервые встретился с мастерами. Боевое крещение Ласкер выдержал успешно, заняв второе место. На этом турнире он, между прочим, выиграл у Бауэра красивой и оригинальной комбинацией с жертвой обоих слонов. Партия обошла всю мировую шахматную печать, а комбинация стала объектом подражания и не раз встречалась в позднейших турнирах. Начало известности Ласкера было положено. Чего ему не хватало:это окончательной шлифовки, сотни-другой турнирных и матчевых партий, опыта международных встреч, борьбы с мастерами разного стиля при разнообразнейших ситуациях на шахматной доске. Подгоняемый, быть может, честолюбием и уж во всяком случае нуждой, Ласкер принял решение временно прервать свои занятия математикой и посвятить некоторое время исключительно шахматам. Турниров пока не предвиделось, и Ласкер начал играть серию небольших матчей. Эта форма соревнований ему нравилась и, между прочим, выявила и укрепила его талант в психологической борьбе. Не раз случалось, что Ласкер начинал соревнование с посредственным результатом, но, одновременно учась у противника и изучая его, постепенна добивался превосходства и затем уверенно оставлял его далеко позади. До осени 1890 года Ласкер выиграл несколько небольших матчей, поделил с братом Бертольдом первое место на турнире в Берлине, но оказался третьим в Граце, после чего целый год не выступал. Он возобновил занятия в Берлинском университете, а лекции некоторых профессоров слушал в Гёттингене. Летом 1891 года Ласкер получил хорошо оплачиваемую работу на промышленной выставке в Лондоне, где проводил главным образом сеансы одновременной игры с посетителями. Сыграл также несколько матчей. Из первых заработков он послал двести марок родителям в Берлинхен, а вскоре помог им переселиться в Берлин. Отец Ласкера уже был не у дел, но, верный своему характеру, в шестьдесят лет принялся за изучение латинского и греческого языков. Ласкер временно задержался в Англии. В 1892 году он, можно сказать, разгромил всех лучших английских мастеров, одержав победу в двух турнирах и выиграв матчи у Блэкберна (+6, —0, =4) и Берда (+5, —0, =0). Ласкер мечтал о матче с Таррашем, однако на его вызов последовал высокомерный отказ, смысл которого сводился к тому, что молодой человек должен сперва одержать победу нa большом международном турнире, прежде чем посылать вызов ему, Таррашу. По-своему Тарраш был прав, но, бесспорно, ему следовало быть вежливее. А практически, находясь в блестящей форме, он, возможно, упустил хороший шанс проучить дерзкого претендента — шанс, который, по вероятному соотношению их сил в то время, уже больше не повторился. Так было положено начало антагонизму Ласкер Тарраш. В октябре 1892 года Ласкер был приглашен Манхаттанским шахматным клубом в Нью-Йорк. Он выиграл там ряд матчей, давал сеансы, а победив в 1893 году сильнейше¬го американского мастера Шовальтера (+6, —2, =1), послал в мае вызов чемпиону мира Стейницу. Это был хорошо продуманный «ответный ход» Ласкера на не забытую им заносчивую отповедь Тарраша. Стейниц не возражал против матча. Он никогда не отклонял вызовов. Игру Ласкера он считал интересной, а в собственной силе не сомневался. Он, правда, высказал мнение, что неплохо было бы Ласкеру победить еще в одном турнире, и принялся за обеспечение финансовой стороны дела — своей ставки в матче. Этого он достиг легко, чего никак нельзя сказать о Ласкере. «Он, конечно, сильный шахматист,— полагали многие,— но, пожалуй, еще слиш¬ком молод, чтобы надеяться выиграть у великого Стейница, непобедимого в течение двадцати семи лет». Ласкеру пришлось предпринять продолжительную поезд¬ку по Америке с лекциями и сеансами. В сентябре 1893 года он, выполняя пожелание Стейница, принял участие в Нью-Йоркском турнире, где выиграл все тринадцать партий, обогнав следовавшего за ним Альбина на четыре с половиной очка. Этот удивительный результат значительно укрепил его спортивную репутацию, и финансовое обеспечение матча вскоре было завершено. Матч со Стейницем начался 15 марта 1894 года и продолжался свыше двух месяцев. Победа далась Ласкеру вовсе не так легко, как многие себе представляют. В первых шести партиях Стейниц играл очень собранно и аккуратно, во всех он добился «теоретически лучшего положения». Но сразу же вступила в действие специфика ласкеровского метода борьбы. Разница в возрасте (Стейницу было пятьдесят восемь лет, Ласкеру — двадцать шесть), по крайней мере в начале матча, возможно, не имела еще особого значения, но все же Ласкер был упорнее, выносливее, находчивее своего противника, лучше понимал его психологию, был более гибким и хладнокровным тактиком, создавал головоломные осложнения — короче говоря, ставил Стейница перед утомительнейшими препятствиями. Результат первых шести партий был: +2, —2, =2, но затем Стейница, уже утомленного небывалым сопротивлением, постигла катастрофа он проиграл пять партий подряд. Исход матча был предрешен: играли до десяти выигранных партий. Правда, Стейниц еще пытался собраться с силами, делал ничьи, изредка выигрывал, но и Ласкер одержал еще две победы. В последний раз Стейниц блеснул в 17-й партии, быть может лучшей в матче, но затем проиграл десятую партию, и Ласкер одержал победу со счетом +10, —5, =4. 26 мая 1894 года, после проигрыша в 19-й партии, Стей¬ниц поздравил Ласкера с победой и провозгласил троекратное ура в честь нового чемпиона мира. Всего пять лет понадобилось Ласкеру для этого достижения. Но еще долгих пять лет потребовалось для того, чтобы шахматный мир фактически признал его королем. Новый чемпион мира вернулся в Европу. Здесь его успех оценивался не очень высоко — у старика Стейница, вероятно, могли бы выиграть матч и другие. Несомненно Тарраш, возможно Чигорин. Но прежде всего Тарраш, который в период с 1888 по 1894 год показал совершенно беспримерные успехи пять первых призов в крупнейших международных турнирах. Кто же является не формальным, а действительным чем-пионом мира? Для ответа на этот вопрос в Гастингсе был орга¬низован в 1895 году грандиозный турнир с участием всех претендентов. Одни считали вероятным победителем Тарраша, другие — Ласкера. Против ожидания им чуть было не оказался Чигорин, который сорвался лишь на пар¬тии с Яновским и перепутал этим все шансы призеров. Фактически же победу одержал выдвинувшийся как новый претендент молодой Пильсбери: 1. Пильсбери — 16 1/2; 2. Чигорин — 16; 3. Ласкер — 15 1/2; а затем (с интервалом в полтора очка!) 4. Тарраш — 14; 5. Стейниц — 13. Вопрос о «сильнейшем» не только не разрешился, но еще более за¬путался. Самолюбивый Тарраш пережил большое потрясение. Он, правда, выиграл в личной встрече у Ласкера, но встал в турнирной таблице ниже. В статье о турнире он метнул свою ядовитую стрелу: «Ласкер впервые показал, что он действительно очень сильный шахматист». Интересная дуэль Ласкер — Тарраш, окрасившая все шахматные со¬бытия ближайших лет, начала разгораться. В декабре 1895 года — январе 1896 года в Петербурге был возобновлен оставшийся нерешенным в Гастингсе вопрос: кто же, в конце концов, сильнейший? Был пригла¬шен Пильсбери, но Тарраш от участия отказался, сослав¬шись на занятость врачебной практикой. (Возможно, он побоялся столь резко, в упор поставленного вопроса и пред¬почел иную тактику для организации в будущем своего матча с Ласкером. Этого матча теперь уже вынужден был добиваться он, Тарраш.) С этого Петербургского чет¬вертного матч-турнира (каждый против других участников играл по шесть партий) началось стремительное восхожде¬ние Ласкера. Результаты: 1. Ласкер — 11 1/2; 2. Стейниц — 9 1/2; 3. Пильсбери — 8; 4. Чигорин — 7. В 1896 году на турнире в Нюрнберге все претенденты встретились снова, на этот раз — и с Таррашем. Результа¬ты: 1. Ласкер — 13 1/2; 2. Мароци — 12 1/2; 3 и 4. Пильсбе¬ри и Тарраш — по 12; 5. Яновский — 11 1/2; 6. Стейниц — 11 (Чигорин разделил 9 и 10-е места). В личной встрече Ласкер выиграл у Тарраша. Реванш состоялся! В том же году Ласкер выиграл второй матч у Стейница. Претензии Тарраша были временно сокрушены, и Лас¬кер, прервав на длительный срок свои выступления, закон¬чил наконец в Гейдельберге математический факультет. Тарраш после неудачи в Нюрнберге не успокоился, но дуэль Ласкер — Тарраш начала теперь принимать свое-образные формы. Непосредственно они не встречались в турнирах (каждый отклонял свое участие, когда станови¬лось известно, что в турнире будет играть соперник), но свои успехи — борясь за общественное мнение — они всег¬да косвенно нацеливали один против другого. В 1898 году Тарраш взял первый приз на большом двух-круговом турнире в Вене. Это был «турнир-монстр»— Тар- рашу пришлось сыграть тридцать шесть партий, а кроме того, еще четыре «решительные» партии с Пильсбери. На успех Тарраша Ласкер ответил блестящей победой в Лондонском турнире 1899 года, набрав 23 1/2 из 28 воз¬можных и обогнав следовавших за ним Мароци и Пильсбе¬ри на 4 1/2 очка. Затем Ласкер одержал еще победу в Париже в 1900 году (14 1/2 из 16). Шахматная гегемония Ласкера была установлена — король прочно утвердился на своем троне. Снова Ласкер прерывает свои выступления, усиленно за-нимается научной работой и блестяще защищает свою док-торскую диссертацию в Эрлангене в 1902 году. Главная жизненная цель Ласкера достигнута! Тем временем в дуэли Ласкер — Тарраш, как при¬помнит читатель, ход оставался за Таррашем. Неудачно сыграв в 1902 году в Монте-Карло, он затем победил там же в 1903 году, а осенью 1905 года выиграл матч у Маршалла (+8, -1, =8). Ласкер, относительно неудачно сыгравший в 1904 году в Кембридж-Спрингсе (второе место после Маршалла), вы-нужден был дать согласие на матч с Таррашем. Однако на-мечавшаяся на 1905 или 1906 год встреча не состоялась — Тарраш попросил об отсрочке, сославшись на то, что, ка¬таясь на коньках, повредил ногу. Тогда Ласкер в 1907 году принял вызов Маршалла, взявшего в 1906 году в Нюрнберге первый приз. Ласкер выиграл матч со счетом +8, —0, =7, превзойдя, хотя это казалось невероятным, даже результат Тарраша полтора года назад. (Снова очко в пользу Ласкера.) Но Тарраш добился реванша, взяв первый приз в Остенде в 1907 году, и долгожданная встреча Ласкер — Тарраш наконец со¬стоялась в 1908 году. Ласкер победил с внушительным пе¬ревесом: + 8, —3, =5. Дуэль закончилась. Был побежден не только Тарраш, кончилась, можно сказать, и вся его эра. После выигрыша матча у Тарраша и победы (вместе с Рубинштейном) на Петербургском турнире 1909 года Ласкер начал отдавать много времени математическим и философским работам. Шахматные выступления Ласкера стали крайне редки¬ми, и хотя он порой еще демонстрировал феноменальные достижения, в его игре начала проявляться некоторая спортивная неровность. Выступая с большими, со временем все более увеличивавшимися интервалами, без достаточной практики, он обычно начинал соревнования неудачно, лишь постепенно разыгрываясь и обретая свою былую форму. До конца жизни Ласкер сохранил свежесть ума, но для спортсмена губительна старость. Каждый мастер неизбежно проходит когда-то через свой зенит. Вершиной для Ласкера были, пожалуй, турниры в Лондоне (1899 год) и Париже (1900 год). Своих наивысших успехов он достиг в период с 1894 по 1909 год, а турнир в Петербурге 1914 года можно назвать его «лебединой песней». Начался медленный и малозаметный спад. Малозаметный, так как Ласкер дал пример небывалого спортивного долголетия. Уступив в 1921 году шахматный трон Капабланке (он проиграл матч в состоянии большой душевной усталости, почти обреченности, не проявив ни в одной партии инициативы и выдумки, то есть своего обычного боевого стиля), Ласкер еще раз изумил шахматный мир своими успехами в 1923—1925 годах — победой в Моравской Остраве в 1923 году, где он строго проэкзаменовал новое поко¬ление мастеров с его частично правильными, но несколько шумливыми тенденциями в игре (так называемый «гипер¬модернизм»), и особенно в Нью-Йорке в 1924 году, где он уверенно встал выше Капабланки и Алехина. На Московском международном турнире 1925 года, где Ласкер занял второе место (все же выше Капабланки), ему было уже пятьдесят семь лет. В последний раз успешно сыграл в Москве в 1935 году этот, по выражению поэта А. Безыменского, «шестидесятисемилетний рыцарь шестидесяти четырех полей». Судьба отмерила ему после этого всего лишь пять лет жизни. Ласкер умер 13 января 1941 года.